Одиночество. Его не чувствуешь, пока не темнеет. Странно вообще-то, но факт.
Я сижу одна дома. Вообще-то, мне это нравится с тех пор, как мы переехали в Германию. Когда живешь в общежитии, в одной маленькой комнатке вчетвером, то оставаться одной – роскошь, которую очень редко можно себе позволить.
Папа работает. Теперь он приезжает только в пятницу вечером и уезжает в воскресенье днем. А я остаюсь одна. Днем на пару часов приходит бабушка. Она все пытается уговорить меня жить сейчас у нее, но я отказываюсь. Лучше это ужасное чувство одиночества, которое начинает грызть меня каждый вечер, чем жить с бабушкой. Нет, я люблю ее, но мы не можем долго находиться вместе, не ругаясь. А я ненавижу с ней ругаться. Пожалуй, она единственный человек, который в состоянии так легко довести меня до слез.
На самом деле, старые люди до ужаса бестактны, сами того не замечая. Я помню, как, в детстве, у меня начиналась истерика от рассуждений бабушки «Вот я скоро умру, Анечка, будешь жить без меня. И не буду я рядом с тобой ночью сидеть, когда тебе плохо будет. Но ничего, ты привыкнешь. Ну что же ты плачешь? Все мы когда-нибудь умрем. Вот умру я будешь за моей могилкой ухаживать». И так далее.
А сейчас мы начинаем ругаться по каждому поводу. Иногда я ловлю себя на том, что меня раздражают самые обычные фразы, которые не раздражали бы меня, говори их кто-то другой. Но когда их говорит моя бабушка…
Вот поэтому я не хочу с ней жить.
Но вернемся к одиночеству. Это ужасное, душащее чувство, к которому еще примешивается и, в каком-то роде, чувство безвыходности. Я смотрю вперед и вижу еще много таких вот одиноких вечеров, когда ложишься спать не потому, что тебе хочется, а потому, что не можешь больше выносить этой большой, пустой квартиры. Странно, раньше моя квартира не казалась мне такой большой. Я вижу себя, в очередной раз кладущую телефонную трубку и думающую о том, что хотела бы говорить не переставая до тех пор, пока не засну.
Так будет длиться как минимум до 22 июля – начала летних каникул. Потом мы переедем, наверное, в Бергиш-Гладбах, ближе к папиной новой работе. Тогда это кончится. Но когда я думаю, как еще далеко до 22, мне начинает хотеться забиться куда-нибудь и рыдать.
Боже, как все это давит! Это смешно, что такое острое чувство одиночества появляется только с наступлением темноты. Или не смешно… и это совершенно не значит, что я боюсь темноты, или чего-то в этом роде. Я боюсь темноту едва ли больше, чем свои тапочки, но я боюсь этого чувства.
Но почему 22?! Почему каникулы не могут начаться раньше?
Да, возможно, все дело не столько в одиночестве, сколько в осознании того, что так будет еще долго.
Я не хочу жить одна. Никогда не хочу жить одна. Не понимаю людей, которые покупают себе гигантские особняки, чтобы жить там в гордом одиночестве.
Возможно, я скоро привыкну к этому. Да, вероятно привыкну. По крайней мере, так я себя утешаю. Вопрос только в том, когда я привыкну к этому.
Мне все еще надо выучить французский, но лучше я почитаю Темную Башню.
Может, поучу ночью.
Может, поучу перед уроком.
Может, не поучу никогда. Не то настроение.
Я хочу орать, выть, биться головой об стенку, дать кому-то в рожу. Хоть кому-нибудь. И я не хочу останавливаться писать это – стоит мне остановиться, и это чувство, которое сходит пока я пишу, снова возрастает.
Возможно, мне стоит дальше писать фик. Но я не уверена, что сейчас смогу это сделать.
Пора взять себя в руки. Пора прийти в себя. Пора выучить французский, черт подери! Я должна остаться на еденице… у меня уже одна работа написана на двойку, я должна написать вторую на единицу, чтобы получить единицу. А для этого мне надо наконец сесть и выучить слова.
Боже, сколько этой муры я уже накатала… изливание души, однако. Нет, сяду все-таки за фик, а то запись скоро станет трехсраничной.
Часы показывают 20:56. Слишком рано, чтобы ложиться спать.
Хочу еще раз посмотреть The Hours, он так хорошо отображают мое настроение…
Даже не буду этого всего перечитывать, а то решу, что написала слишком много пафосной тупости и сотру.
Сконценртируйся на Кинге, Аня, сконцентрируйся на Темной Башне. Ты же так давно хотела ее прочитать.