Я всегда любила лазить.
Где, как и куда, принципиальным не являлось, но с раннего детства я ловила невероятный кайф от ветвистых деревьев и завидовала Маугли. Нет, даже не так, свою карьеру скалолаза я начала еще раньше, когда в совсем уж юном возрасте, даже ума не приложу в каком, проделывала ритуальный тур по спальне моих родителей, сначала карабкаясь вверх по книжным полкам, потом перебираясь на шкаф, с него на письменный стол, оттуда на подоконник, дальше на комод и, не исключаю, что еще дальше, вот только этого уже не помню. Зато в моих воспоминаниях четко осталось приятное, очень радостное ощущение гладкой поверхности лакированного дерева под босыми ступням.
В общем, потом пришли деревья (ну или я пришла к ним... особенно на даче - там я побывала на каждом), всякие детские площадки с "деревянными городками" (у которых вечно не хватало досок и лазить по ним поэтому было тоже особо увлекательно) чуть позже крыши гаражей и сараев в соседнем дворе (к сожалению, там мне свободы не давали, зоркий глаз бабушки наблюдал с балкона, так что шансов исследовать крыши было раз-два и обчелся).

Когда же мне было лет десять, мы с парой одноклассников создали свой собственный тайный клуб. Возможно, он был не настолько тайноклубистый, как тайные клубы во всех детских фильмах и книгах, но достаточно тайноклубистый, чтобы иметь собственное название и быть действительно тайным. У нас ("нас" было в лучшие времена четыре человека) имелись кодовые имена, прикупленные на базаре печатки для каждого члена и даже собственная тетрадочка с важными клубными записями. В общем, мечта детской конспирации.
Занимались мы, само собой, тем, что лазили по заброшенным домам, стройкам, или просто каким-нибудь крышам. Но преимущественно по заброшенным домам.
Благо, в Харькове этого добра было более чем достаточно. Мы высматривали все доступное, что находилось в относительной близости от школы, и исследовали. Искали как пробраться, прячась от взрослых, забирались всевозможными путями и, гордясь собой (пути в некоторые из домов были не из легких для десяти-одиннадцатилетних детей), шатались по новообретенному тайному месту, слегка опасаясь каких-нибудь бомжей или крыс.
К счастью, ничего такого мы не встречали. От бомжей видели только следы, но, к счастью, не их самих. Самое страшное, что мы находили, была дохлая кошка.
Она лежала на боку, застыв в неестественной одеревенелой позе в комнате одного из домов, на втором этаже. На тот момент, когда мы ее нашли, она вряд ли была мертвой слишком долго. Помню, что шерсть у нее была серой и облезлой, а желтые остекленевшие глаза страшно выпученными. С одной стороны пасть дохлого животного была слегка приоткрыта, обнажая ряд мелких желтовато-белых зубов.
В общем, кошка была мертва, и мы ее боялись настолько, что даже не глянули, что было в следующей комнате - потому что сначала надо было пройти мимо трупика.
Смотреть на нее тоже было страшно, поэтому видела я ее, по сути, всего два раза. Во второй, спустя где-то полгода, а то и больше, животное успело заметно разложиться и вообще только отдаленно напоминало нечто, что когда-то жило и мяукало.
Ну а в остальном ничего ужасного мы не обнаруживали, да и страшная дохлая кошка казалась интересным приключением.

Пожалуй, забавный факт, что мы все четверо относились как раз к той категории примерных и умных детей, которых никто никогда не заподозрил бы в лазанье по каким-то заброшенным домам. Ну а умные дети знают, что когда их считают примерными и никогда ни в чем плохом не подозревают, намного легче можно делать всякие запретные вещи. Черти старательно поддерживают свои тихие омуты
В общем, это были очень хорошие времена, связанные у меня с самыми светлыми воспоминаниями. В Германии моему исследовательскому духу дали много пищи, поскольку мы с папой старательно излазили много замков в округе, хотя это уже было не совсем то.

Да и до сих пор мне только дай куда-нибудь залезть... конечно, нет уже той детской бесшабашности, с которой я прыгала на одной ноге по строительным блокам на высоте третьего этажа, но полностью жажды забраться на что-нибудь из меня, наверное, никогда не изгнать.
И до сих пор я испытываю потаенное чувство незамутненного глупого счастья, когда забираюсь на дерево и смотрю с высоты на землю.